Знакомство - Страница 9

Будь Нги-Унг-Лян обитаема разумными рептилиями с подобными свойствами, или хоть осьминогами, которым двуполость ничего не изменит в смысле степени чуждости землянам — этим миром бы не с такой миной интересовались. И разума аборигенам стремились бы, скорее, прибавить, чем убавить. Дело в том, что разумные осьминоги-гермафордиты — это очень интересно, но нги-унг-лянцы — почти люди. Очень похожи. Феноменально — для настолько биологически чуждого вида. Сам факт этого сходства оскорбителен для многих из нас, а для амбициозных и знающих, как надо на самом деле, комконовцев — он оскорбителен в особенности. Вот и всё.

Тропинка вьётся по лесу, и я иду по ней один: май — не то время, когда жители деревень поминутно мотаются в город. Я иду и любуюсь видами. Ясный и яркий солнечный день, небо голубое, как на Земле. Цветов под деревьями больше, чем травы: жёлтые здорово напоминают одуванчики, а белые — этакий гибрид ландыша и крокуса. На златоцветнике с писком дерутся местные "воробьи" — маленькие и взъерошенные голубовато-серые птахи с розовыми нагрудничками. Весна…

Тропинка резко сворачивает, огибая огромный, заросший цветущим кустарником, замшелый валун. И из-за поворота я вдруг слышу крик человека, рычание какой-то зверюги — а мимо меня галопом пролетает взнузданная и осёдланная лошадь.

Ничего себе! Кто-то из аборигенов попал в беду неподалеку от тракта и от деревни! Я выхватываю из ножен тесак и бегу на помощь.

Успеваю к развязке. Лежащий на земле парнишка сбрасывает с себя "дикого кота" — пятнистое существо ростом с азиатскую рысь. Кот распорот мечом парнишки от шеи до брюха, а его победитель — весь в крови от удара лапой. Мцыри с барсом.

Я подхожу, герой смотрит на меня, отирая кровь со щеки. Одежонка бедненькая, но из-под потрепанной куртейки торчит широкий вышитый родовым орнаментом воротник рубахи, и штаны благородный молодой человек носит в обтяжку, с зашнурованным вышитым гульфиком. Меч тоже хорош — не то, что тесаки крестьян. Итак, Мцыри — нищий, но настоящий аристократ, я думаю. Ему лет шестнадцать-семнадцать, тот катастрофический возраст, который здесь называют Временем Любви — период созревания, когда выброс гормонов делает тело эротической игрушкой непонятного пола, а норов — совершенно нестерпимым. Я вспоминаю "енотов" в лаборатории.

Надо обратиться к нему "Господин", но я — мужик-лапотник. Я ни чёрта не смыслю. Я говорю:

— Ты серьёзно ранен, Мальчик?

Он улыбается через силу.

— Рана пустяковая. Серьёзно, что лошадь убежала. Этот гад её испугал, а я не удержался в седле… — пропускает "Мальчика" мимо ушей. Очень недоволен собой.

— Я помогу её поймать, — обещаю я. — Лошадь найдётся, если ты цел.

Смотрит на разодранную руку.

— Поцарапал. Крови много, но царапина неглубокая, только рукав порвал, — поднимает глаза на меня. — А вот нога ужасно болит. Колено. Я ушибся.

Колено — это да. Это, судя по положению ноги, вывих. Он пытается встать, я его останавливаю.

— Не стоит. Ты вывихнул сустав. Я могу вправить — но это больно…

Смотрит с любопытством, которое сильнее боли.

— Ты — лекарь?! Никогда не подумал бы…

— Я не лекарь, — говорю я и улыбаюсь. — Я горец. Моя бабка умела лечить — и я кое-чему от неё научился.

Горец — это святое. Проще всего создавать так легенду на равнине. В горах живут интересные дикари по определению, тем более, что Хен-Ер необитаемы. Это мы, лаборатория — гипотетическое племя интересных дикарей. Мне поверили — Мцыри кивает.

— Я ничего не знаю про горцев. Ты очень издалека? У тебя такой акцент…

Он желтовато бледен, и зрачки — как блюдца, но дворянская честь велит поддерживать светскую беседу даже если подыхаешь от боли. Я чувствую невольное уважение.

— Я потом тебе расскажу, — обещаю я, осматривая его. — А сейчас твою ногу нужно крутануть и дернуть. Будет больно, но недолго. Держись за что-нибудь.

Мцыри лихо улыбается, хватается за корень, выступающий из тропы — и я вправляю его колено. Он на минуту отключается; я перевязываю его руку лоскутком чистого холста из своей сумки. Царапины смазываю стимулятором регенерации — должен же быть у настоящего горца бальзам, подаренный бабкой на дорогу?

Действие стимулятора клинически проверено на здешних млекопитающих. Он действует медленнее, чем на землян, но безотказно.

Я оттаскиваю Мцыри с тропы на траву — и он приходит в себя. Я спрашиваю:

— Легче?

Он кивает.

— Горячо, но уже не так болит. Ты здорово это сделал, как ученый костоправ… Вправду поможешь мне поймать лошадь?

— Конечно.

— Как тебя зовут?

Меня зовут Николай Дуров. Имя вполне горское, я считаю, одна беда — они его не произнесут. Так что я собираюсь назваться Ником. Ник. Чудесное сочетание звуков. Со здешними фонетическими вывертами на местном языке его можно произнести шестью разными способами. Что, соответственно, будет значить Ухват, Лист Молочая, Красный, Оса, Подожди и Ищу. Я выбираю последний вариант.

Мцыри смеётся.

— Это — твое имя? И что ты ищешь?

Улыбаюсь в ответ. Улыбкой настоящего горца, мудрого от природы.

— Как знать… истину, быть может.

— Юноша Ник? — спрашивает Мцыри.

Выясняет мой статус. Непременная добавка к имени означает состояние твоего пола на данный момент. Необходимая вещь в этом мире абсолютной нестабильности.

— Мужчина Ник, — говорю я. Я уже был женат у себя в горах. Сражался, победил, женился и у меня были дети. Потом я всё потерял по трагической случайности — и покинул свой опустевший дом. Такова моя легенда.